Закончилась служба. Храм опустел. Несмотря на то, что день подошел к концу, меня, как священника, впереди ждало еще много дел. Разоблачившись, вышел из алтаря и хотел, было, выключить свет, как вдруг услышал в темном углу тихие всхлипывания. Подойдя ближе, увидел, одетую не по сезону, в светлом плащишке, маленькую старушку, сидящую на скамейке и утирающую слезы. От неожиданности я растерялся.
— Что случилось?
Она подняла голову и сквозь слезы посмотрела на меня.
Из-под узорчатого, темно-коричневого платочка, съехавшего на лоб, выглядывало морщинистое личико. Сухенькие, испещренные венами, не по росту большие, натруженные руки судорожно сжимали мокрый платок. Она смотрела на меня снизу вверх. Уставшие от горя глаза просили у меня помощи.
Я присел рядом и нежно обнял ее за плечи как родную мать. От нее пахло, как от многих старушек — прелым старым бельем и валерьянкой.
И тут ее прорвало. Она как-то необычно глубоко вздохнула и заплакала навзрыд.
— Я…я…не…не…не специально…я не хотела…, — сквозь горькие рыдания и всхлипывания она выдавливала из себя по частям.
Я прижал ее к себе и, гладя по голове, успокаивающе произнес:
— Ну, ну, ну, всё хорошо.
Так мы просидели некоторое время, пока она не успокоилась. Я отпустил ее и сел напротив, приготовившись внимательно слушать. В это время, видимо от нахлынувших воспоминаний, на ее глазах опять навернулись крупные капли слез, но она взяла себя в руки. Вытерев глаза мокрым платком, она опять глубоко вздохнула.
— Ровно 32 года назад, мы с мужем строили дачу. Детей у нас не было, поэтому всю душу вкладывали в уютный дом, — так начала она свой рассказ.
— Работа приближалась к концу. А я была постоянно чем-то недовольна. То потолки слишком низкие, то лестница на второй этаж была очень крутая, то печка стояла не так. И мы всё время с мужем ругались, хотя зачинщицей наших раздоров всегда была я, вечно чем-то недовольная. И один раз мы так поругались, что я сгоряча крикнула на него: «Да чтоб ты сдох».
У нее опять навернулись слезы и она замолчала, пытаясь взять себя в руки, чтобы продолжить. Через минуту она проговорила:
— На следующий день его насмерть сбила машина, — и перестав сдерживаться, она горько зарыдала.
Я сидел напротив, смотрел на нее и впервые не знал, что сказать. Нет, у меня не было ни капли осуждения. Я был поражен ее раскаянием. Уверен, что все 32 года у нее не было ни дня, чтобы она не вспоминала об этом случае и не раскаялась, чувствуя себя виноватой в смерти мужа. Понятно, что он погиб не от ее брошенных сгоряча слов, как думают многие суеверные люди. Не может человек умереть оттого, что кто-то пожелал ему зла. Господь говорит в утешение, что у каждого человека даже все волосы на голове сочтены. Я понимал ее чувство вины и осознавал, что всю оставшуюся жизнь она не могла себя простить за свою несдержанность и что так немирно оборвалась их совместная семейная жизнь. А планы ведь были другие — мирно вместе дожить до старости в своем уютном домике.
Я опять сел рядом и снова ее обнял, но только еще крепче, и так мы сидели, немного раскачиваясь, как будто у меня на руках был маленький ребенок, которого надо было успокоить, чтобы он мирно заснул. А когда она успокоилась, я тихо шепнул ей на ухо:
— Ну что, пошли? Теперь вы не одна. У вас теперь есть мы — весь наш приход, который для меня как родная семья, а вы будете для меня родной мамой.
Она подняла голову и я увидел лучик надежды, радостно блеснувший на ее заплаканном лице! Увидел, как радость переполняла ее душу. Впервые за все эти годы она обрела счастье. Радовался и я, что воскресла еще одна отчаявшаяся душа!
Автор истории: игумен Алипий Животиков
Благотворительный фонд Святая Земля
Православные истории из жизни
Инвестиции в Душу!